Прошлой ночью мне приснилась маленькая ядерная война.
И
я был солдатом. Правда, почему-то, вопреки реальной ВУС (военно-учётной
специальности), во сне я служил не в авиации, а в пехоте. Да,
собственно, как служил? Был в форме, но без оружия, и точно знаю, что в
пехоте. Впрочем, по ситуации, индивидуальное стрелковое оружие и на фиг
не нужно было. Мы, несколько бойцов, взвод - не более, были
рассредоточены среди суматошной толпы гражданских, мирных
соотечественников, бестолково, по-броуновски, носящихся как бы сразу по
всей Москве, которая неотвратимо превращалась в развалины. А кругом -
взрывы, взрывы. Что мы, солдаты, делали? Подбирали погибших и раненых.
Доставляли их в специальный бункер, госпиталь-морг. Военные санитары,
бля.
Главные события происходили в воздухе. В небе то здесь, то
там, прямо из ниоткуда появлялись натовские самолёты, тяжёлые, ленивые,
похожие на шаттлы, бело-сине-красные гигантские жуки; к ним тут же
устремлялись советские шустрые МИГи. Шаттлы-жуки раздражённо огрызались
на них смертельными огненными плевками и прицельно прореживали город под
собой ракетами с тактическими боеголовками. Ракеты те - сверхмалой
мощности. Одна ракета - один дом. Лишь взрывы их внешне заявляли о
ядерности: небольшие чёрно-красные грибы с расползающимися недалеко от
эпицентра кругами ударных волн.
"Вспышка слева!" пауза "Вспышка справа!" передышка
Время
от времени на землю валились и подбитые-убитые самолёты ВВС и той, и
другой стороны. Примерно поровну. И трупов в общей сложности, и с
воздуха, и с земли, преимущественно, конечно, с земли, искореженных,
поломанных, порванных, обгоревших было много. Но эти хоть молчали. С
ранеными было тяжелей: вопили и очень не хотели расставаться с частями
своих тел.
Пахло
строительной пылью, весной и гарью. Сослуживца моего зацепило осколком
разлетевшегося Храма. Не слабо так зацепило: чуть полбашки не снесло. И
вот, он лежал, вся рожа в крови, на колючих кирпичах и уцелевшим своим
глазом пялился в безоблачное синее-синее небо, где наши и не наши самолёты виртуозно исполняли танец смерти. Я, как мог, перевязал пострадавшего.
-
Пойдём, отведу тебя в бункер, - предложил я. "Отведу" - это
корпоративная вежливость, на самом деле этого подранка можно было только
тащить: плох он был, ох, плох.
- Ты Бурю в пустыне помнишь? -
ответил он. - Там у натовцев форменные ботинки жёлтые были,
прикольные... Всегда хотел такие. Я тут сбитых лётчиков их видел - тоже в
ботинках. Жёлтых.
"Э-э, брат" - подумал я - "Тебе, видать, не только глаз, ещё и мозг поцарапало". Но вслух сказал:
- Я тоже видел. Ну и что?
- Недалеко тут шаттл грохнулся, не горел почти, развалился просто. Вот там есть двое, не слишком изуродованные… достань, а?
- Неудачная шутка.
- Не, я серьёзно, - он попытался улыбнуться. - Можешь считать это последней просьбой умирающего.
- Слышь, ты, умирающий, хватит туфту пороть. Идём, пока нас тут не накрыло.
- Да правда, принеси! Тебе жалко что ли?
Ну
и как ему объяснить абсурдность его просьбы? Если он и сам-то,
насколько я его знаю, был ходячий, теперь, вот - лежачий абсурд.
Попробую соврать во благо:
- Ладно, но сначала давай в госпиталь.
- Ни фига! - вдруг разозлился он. - Без ботинок я - ни-ку-да! Лучше уж добей меня здесь.
"Дурак какой-то" - я не на шутку испугался:
- На хрена тебе чужие ботинки? Тебе врач нужен, а так ты и в своих сдохнешь.
- Сдохну, - согласился он. - А тебе такую малость... трудно?
Из
его единственного глаза выкатилась крупная, как у ребёнка, слеза,
прочертила по грязной щеке неровную дорожку. Я вытащил из кармана мятую
пачку "21 век", закурил. Вверху, прямо над нами, кружилась ожесточённая
схватка: два "шаттла", три МИГа. Наблюдая за ними, я, всё таки,
согласился:
- Глупо всё это, конечно. Ботинки какие-то. Но я тебя
понимаю. Приспичит фигня какая-нибудь, у меня тоже бывает. Вроде,
казалось бы, ерунда ненужная, а, всё равно, хочу, просто не могу, как.
Проявишь силу воли, сам себе откажешь, а потом чувствуешь себя собою же
изнасилованным. Обделённым кроме тебя никому не интересной мелочью. Тем
более обидно: никому даром не надо, а тебе - надо, но нельзя. Ведь от
слабости твоей никакого вреда не будет. Какой вред? - условности всё.
Схожу. Ты держись здесь, под ракеты не лезь, я быстро. Стану ради тебя
мародером, слышишь?
Он уже не слышал. Умер.
Нашёл я и принёс ему эти чёртовы ботинки. Лучше уж поздно, чем никогда.
|
