В начале августа Правительство внесло в Думу очередной законопроект, направленный на "борьбу с экстремизмом". Проект, разумеется, содержит в себе только и исключительно запреты, в которых эта самая борьба и заключается.

Основной задачей проекта было введение ответственности за финансирование "экстремистской деятельности", а также конфискации имущества, которое используется для такого финансирования. Однако не забыли законотворцы и про Интернет, решив "приравнять его к средствам массовой информации".

Что предлагается?

Вопрос о квалификации высказываний в Сети с точки зрения Уголовного кодекса – довольно давний. Знаменитая статья 282 предусматривает уголовную ответственность за "разжигание ненависти", совершенное "публично или с использованием средств массовой информации". Но доинтернетовская практика применения УК относила к "публичным" только действия, совершенные в общественном месте, в котором присутствует неограниченный круг лиц. Ну, а "средство массовой информации" – это вообще особый правовой режим организации, со значительно расширенными правами и дополнительным иммунитетом для сотрудников. В общем, применить "экстремистскую" статью к Интернету было затруднительно. Ну, так казалось.

Как вы уже наверняка заметили, это не остановило борцов: уголовные дела за вольнодумство стали возбуждаться пачками. При этом в разных регионах квалифицировали такие высказывания по-разному: чаще как "публичные". Правда, следуя такой логике, пришлось бы и остальные действия в Сети квалифицировать как "совершенные в общественном месте" - например, нецензурная брань в блоге стала бы "мелким хулиганством". Но "органам" было лениво заниматься такими мелочами, и об этом никто не задумывался. Встречались и оригиналы, которые считали Интернет "средством массовой информации".

Если предлагаемые поправки вступят в силу, сотрудникам отделов "Э" станет еще проще заниматься любимым делом. Упоминания Интернета добавляются в две статьи УК. Это статья 280, предусматривающая ответственность за "публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности". Первая ее часть предусматривает ответственность за обычные "публичные призывы", а вторая – за "те же деяния, совершенные с использованием средств массовой информации". Во вторую часть планируется добавить "или информационно-телекоммуникационных сетей общего пользования (включая сеть "Интернет")".

Здесь, вроде бы, все понятно - обе части статьи карают именно за публичные призывы. Проблемы начинаются в статье 282, куда тоже добавили упоминание Интернета. Но так, что его использование фактически приравнено и к "публичности", и к СМИ. Чтобы было понятно, процитирую текст статьи с учетом изменений:

"Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетей общего пользования (включая сеть "Интернет)"...

Вот это будет преступлением по законопроекту. Если в 280-й статье и СМИ, и Интернет для наличия состава преступления должны быть средством распространения "публичных призывов", то в 282-й статье они к этим призывам приравнены. Любое использование Интернета для "разжигания", согласно обновленному тексту статьи, будет уголовным преступлением, включая переписку по аське и электропочте.

Только не надо говорить, что борцы с экстремистской заразой поймут, что на самом деле законодатель имел в виду именно "разжигание" через Интернет, расчитанное на неограниченную аудиторию. В борьбе с экстремизмом закон превыше всего, а не какой-то там здравый смысл...

Еще авторы поправок хотят исключить из тринадцатой статьи закона "О противодействии экстремистской деятельности" последний абзац, в котором говорится, что решение о внесении материала в "экстремистский список" может быть обжаловано в суде. От этого не изменится ничего, поскольку порядок обжалования определяется не в законе, а в ГПК. Но порыв очень показательный.

Меня уже давно огорчает такая активность законодателей. Я стал огорчаться еще тогда, когда началось масштабное "закручивание гаек" в 2006 году, при разработке "поправок Крашенинникова", последовавших за нападением Александра Копцева на синагогу. Кстати, этими поправками и была запрещена экстремистская деятельность в Интернете. На очереди – Уголовный кодекс. Предусмотреть в нем уголовную ответственность за "разжигание" через Интернет планировалось еще тогда, в 2006 году, но сделано этого не было.

То есть, мы имеем дело с давней идеей фикс, единственной задачей которой, похоже, является выпуск пара в свисток. Реально принимать этот проект никому не нужно - пропадет еще одна возможность стоить из себя борцов с коричневой заразой. Если "Интернет" и попадет в 282-ю статью, то только за компанию с другими поправками, карающими за финансирование "экстремистской деятельности".

Опасность такой пиар-борьбы лежит, скорее, в области массового сознания. Многие "экстремистские" уголовные дела или иски о внесении материала в "экстремистский список" становятся объектом пристального внимания средств массовой информации. То, что читают о таких делах далекие от правоохранительной системы обыватели, оказывает на них поистине разлагающее воздействие.

Очень хорошо это заметно по сетевым дискуссиям. В начале 2000-х было просто немыслимо, чтобы оппоненты грозили друг другу 282-й статьей, тогда как сейчас это происходит сплошь и рядом. Появились даже отдельные организации, специализирующиеся на написании доносов на тех, с кем они не согласны.

Гонка вооружений

Выскажу свое скромное мнение: вся "борьба с экстремизмом" должна быть немедленно прекращена, а закон "О противодействии экстремистской деятельности" и соответствующие статьи УК – отменены.

Если человек хочет сделать публичное заявление, к примеру о том, что все чиновники категории "А" – козлы, он должен иметь возможность довести свою точку зрения до максимально большого числа людей. Разумеется, это относится ко всем представителям политического спектра: от оголтелых нациков, призывающих "мочить хачей", и до ультралибералов типа Бориса Стомахина, который считает, что мочить надо, наоборот, русских...

Ничего страшного от этого не случится: средств для реальной борьбы с распространением такой информации все равно не существует. Жалкие прокурорские иски о принуждении провайдеров фильтровать чужой базар файрволлами не делают здесь погоды. Вдобавок, если провайдеры берут под козырек и послушно банят сайты, объясняется это тем, что у нас вообще привыкли относиться с уважением к прокурорским просьбам. Когда прокуроры встречают попытку сопротивления, то быстро выясняется, что никакого права указывать провайдеру, что фильтровать, у них нет: закон не велит. Такие нововведения, разумеется, тоже планируются, но пока в силу не вступили.

Сторонники тотального запретительства действуют так, как будто любой, прочитавший в Интернете про "бей жидов, спасай Россию", немедленно пойдет бить и спасать. То, что люди могут относиться к прочитанному критически, в голову им наверно не приходило. Подозреваю, что судят по себе.

Вдобавок, основным способом борьбы с крамольными идеями, по закону "О противодействии экстремистской деятельности", является внесение материалов с этими идеями в так называемый "Список экстремистских материалов". Нетрудно увидеть основной недостаток такой схемы: одна и та же идея может быть переформулирована тысячами разных способов – и это будет тысяча разных материалов. То есть, тысяча судебных исков. Боюсь, наша судебная система просто не потянет такого количества.

Свобода слова проверяется в "экстремальных" случаях, то есть именно тогда, когда имярек громко говорит, что все чиновники категории "А" – козлы. Если запретить ему это делать, то в следующий раз какому-нибудь другому имяреку припаяют 282-й статью за вполне обоснованную критику, без употребления обсценной лексики. Именно это мы и наблюдаем сейчас на практике.

Под впечатлением от поступка жидоеда Копцева, наши законодатели запустили гонку вооружений, в ходе которой страдают далеко не одни только радикалы. Аморфное определение "экстремистской деятельности" – слишком удобный инструмент для того, чтобы умучить оппонента: натянуть его можно буквально на все, что угодно.

История Интернета знает "экстремистов", получивших судимость за риторические призывы "сжигать неверных ментов на площади" (вы, конечно, поняли, о ком это я) и "террористов", обвиняемых в распространении пособий вида "как сделать гадость ближнему" типа Пьянзина. Последний, кстати, был оправдан.

Вдобавок, "борьба с экстремизмом" неумолимо снижает градус общественной дискуссии по важным политическим вопросам. Истина – рождается в спорах, а что же это за спор такой, когда тебе грозят Уголовным кодексом за неосторожно сказанное слово?

Двойные стандарты в действии

Не только "власти" пользуются антиэкстремистским законодательством для того, чтобы плющить "несогласных". В последнее время взаимные доносы с просьбой привлечь оппонента "по статье 282" становятся уже видом спорта. В качестве спортсментов выступают практически все социальные группы: православные, мусульмане, "русские патриоты", "либералы", и прочий политпаноптикум. При этом сами кляузники вовсе не застрахованы от того, что в следующий раз этот же каток не проедется по ним самим.

При наблюдениях за всей этой клоунадой, вспоминается знаменитая "готтентотская мораль": "когда я кого-то побью, угоню у него скот и похищу жену – это хорошо. Когда меня кто-то побьет, угонит у меня скот и похитит жену – это плохо".

Свежий пример – запрет Черемушкинского суда Москвы на лозунг "Православие или смерть!" Этот слоган афонских монахов означает то, что без православия человек не может обрести Царства Божия. Лозунг сначала попал на футболки, которыми торговал в Интернете Союз православных хоругвеносцев. Затем одна из этих футболок попала на глаза кому-то из Люблинской прокуратуры, ну, а затем – эта прокуратура начала требовать по суду запрета футболки, как всегда.

Не удовлетворившись скоростью рассмотрения иска, прокуратура обратилась еще и в Черемушкинский суд, по месту расположения хостера сайта, через который продавались футболки. Это, кстати, обычная практика признания материалов экстремистскими: любой прокурор может обратиться в любой суд с иском о внесении в скорбный список любого материала, такой механизм закреплен в законе "О противодействии экстремистской деятельности". Поэтому авторы и издатели подавляющего большинства изданий, в него внесенных, просто не знают ничего об этом. В суд в качестве ответчиков их никто, разумеется, не вызывал.

Сейчас хоругвеносцы, лишившиеся гешефта в виде торговли футболками, пытаются решение суда опротестовать. А лично мне вспоминается другой "экстремистский" процесс, суд над устроителями выставки "Запретное искусство". Хоругвеносцы тогда активно поддерживали сторону обвинения и требовали привлечь обвиняемых за "разжигание". А тамошний предводитель, Леонид Симонович-Никшич, щеголял в суде в той самой "экстремистской футболке". Причем Люблинский суд начал слушания примерно тогда же, когда закончился процесс устроителей выставки. По-моему, очень символично.

Религиозная сфера – это царство двойных стандартов. Неотъемлемым свойством любой религии является то, что своего бога она считает единственным, а поклонение ему – единственной возможностью обрести загробную жизнь и прочие ништяки. Но на суровом языке протоколов и обвинительных заключений это называется "пропагандой превосходства", и попадает под определение "экстремистской деятельности". Не всегда, правда: если "пропагандой" занимаются представители каких-нибудь "традиционных" конфессий (особенно православные), то им – можно...

Еще один свежий пример – идущий прямо сейчас процесс по запрету книги "Бахавад-гита как она есть", перевода священного индийского текста. Такие тексты запрещать проще простого: во-первых, за "пропаганду превосходства", а во-вторых, писались они до наступления политкорректности, и авторы не стеснялись в выражениях.