Вокзал. Перрон. Отходящий поезд. Император щурится из-под куцего козырька фуражки.
Доктор в круглых очёчках, с пухлым саквояжем в руке и фамилией Чехов в паспорте огрызается на пассажирку с картиной, корзиной, картонкой…

— Что это Вы, дамочка, собачкой своей кусаетесь? Я же ничего плохого Вам не сделал. Просто подошёл, ничего не успел сделать…
— А вы, гражданин, не лезьте, куда вас не спрашивают. Вы электричку ждёте? Ишь ты, плацкарта дальнего следования. Вот и поездуй себе с богом, будьте любезны.

Володя освободил свою бритую голову от проводов с ушными затычками, сквозь папиросу выдохнул мне в лицо:

— А песни твои — говно.
— Я знаю. Они — для копрофагов.

Хотел было о стихах его что-нибудь добавить, но глядя на большие маяковские кулаки, воздержался. Мы всегда как-то смешно выходили из бара — такой большой и такой маленький, и по дороге к привокзальному буфету подбирали неуклюжие рифмы из каждой канавы.

У Володи был Неразменный трёшник. Три рубля, которые всегда возвращались к владельцу. Вдруг:

— Лиля! Лиля, милая, наконец-то! — Володя стал счастлив. Счастье — это такое уёбищное состояние, когда мозг не то, чтобы выносит,,, а конкретно консервирует на одном тупо избранном объекте. Как у попов, например.

Лиля припорхала, не касаясь ногами земли, худенькая и прозрачная. Прозрачная, брик! — я даже видел револьвер в её сердце. Они поцеловались. В смысле: Ли с Вовкой.

— Россия в огне — это потрясающе! — англицкий журналист, Герберт Уэллс, фонтанировал соплями — Огне страсти.

Бла-бла-бла, как-будто Россия без огня бывает. На этом перроне весь цвет Всемирной литературы собрался, что-ли? Вон, на Николашку и внимания никто не обращает.

Хотя… я понимаю, что когда обратят внимание, это для него может закончится плохо.

— Кстати, мужчина в клетчатом костюме, начирикайте (twitter.com) что-нибудь о десяти днях, которые, бля буду, потрясут мир. Это Я дал ему ссылку.

Мы прощались скупо, по-мужски, без слёз и курицы на дорожку, Лиля заламывала руки (ОМОНа тогда не было, было ЧК)  всё было весенне.

— Встретимся после выстрела в доме № 3 по Лубянскому проезду, кв. № 12.
— Когда, точнее?
— 14 апреля 1930 года в 10.15 утра.