Луна вошла в перекрестье оконных решеток и нахально зависла, как неуязвимая мишень в оптическом прицеле снайперской винтовки. Пьеро сел на кровати и посмотрел в окно. Там, вне этих стен, где эта луна, сегодня было безгранично пусто, бесконечно темно, один неспящий спутник плавал в абсолютном вакууме пространства. Пьеро опустил босые ноги на холодный пол, не надевая тапочки, подошел к умывальнику. Нелепая черная пижама висела на Пьеро, как на вешалке, брючины и рукава были длиннее, чем нужно на несколько сантиметров. Он хотел открыть воду, но рука замерла на вентиле крана. Где-то за левым плечом вспыхнула радуга, он уловил ее краем глаза. Обернулся и вздрогнул: в палате он был не один. Неясная женская фигура застыла у двери, бледное матовое отражение лунного света стекало по серому шелку длинного платья. Но это была не Анна. Анну он помнил слишком хорошо, и никогда в ней не было столько холода.

— «В поздний час все виды порока выползают из своих нор» — Тень подняла руку, двумя пальцами призывая Пьеро помолчать, — любимы тобою Эдгар Аллан По. За все это время ты ведь уже догадался, что мы с Анной связаны неразрывно. Так, что сердце ее, кажется, стучится в моей груди. Стучится и просится выйти…

Пьеро неуверенно шатнулся к ней, но тот же жест и то же повиновение.

— Просится — я открою, лети. Не принятого в одном доме, примут в другом. Но пусть это будет несколько позже. Мы не перечеркиваем старые исписанные страницы, мы просто переворачиваем лист. Всякий конец — это новое начало. Это… Праздник освобождения.

Тень улыбнулась. Пьеро не мог видеть ее лица, но он почувствовал эту лишенную эмоций улыбку. Иногда, очень редко, точно так же улыбалась и Анна.

— Она… Часть ее сейчас здесь?

— Ну, какая-то часть ее души всегда с тобой, с этим ничего нельзя поделать, — ответила Тень. — Есть вещи неотделимые друг от друга. Вечные в своем единстве, как Сцилла и Харибда, Содом и Гоморра. Например. Даже если парадоксально противоречивы между собой, как черное и белое, добро и зло. Раз и навеки соединенные чьей-то могущественной волей, понятия и явления, слившись, подобно сиамским близнецам, уже не смогут существовать независимо, сами по себе. Будь то естественный симбиоз или гримаса эклектики. Любая модель мироздания держится, прежде всего, на полярности. Пойдем.

Она отворила дверь, или дверь сама открылась? Длинный пустой коридор люминесцентно светился. Шагов не было слышно, мягкий линолеум не откликался звуком на босые прикосновения, Тень, казалось, парила над полом. Стол дежурного санитара был пуст, стул опрокинут. Подойдя ближе, Пьеро увидел за тумбой стола лежащего на полу лицом вниз мужчину. Волосы на его затылке слиплись в красную кашу, вытекшая из-под правой щеки, застывала лужица крови. Пьеро, к своему удивлению, не был шокирован, он смотре на недавно отглаженный светло-голубой халат, потертые джинсы, выглядывающие из-под него, кроссовки, стерильно-чистые, словно только что с магазинной витрины… А ласковый голос звучал в голове, наверное, не переставая с того момента, как они покинули палату.

— ...Послушай же меня, Пьеро, мальчик. Тебе надо привести все в порядок. Видишь, что ты здесь натворил?

— Это… не я…

— Ничего страшного. Главное, чтобы никто не узнал об этом. Им это может не понравиться. Им это может очень не понравиться. Они не понимают, что так было нужно. Эти тупицы ничего не понимают.

Все это было похоже на сон, но он знал, что не спит. Воздух был вязким, движения замедлены, как под водой, но дыхание ровное и спокойное. Свет не резал глаза, его было не больше и не меньше, чем нужно. Ни одного постороннего звука — но тишина не звенела в ушах. Потом был спуск с неба, но не к Земле — двенадцать шагов вниз, один вверх. До тех пор, пока эти понятия — низ, верх — не перестали существовать. И в конце пути ему довелось взглянуть на девятую казнь египетскую. Густая тьма, без малейшего изъяна, поглотила все вокруг. И стало понятно, каков есть на самом деле Чистый Космос, без мусора звезд, планет, астероидов и прочего бешено несущегося куда-то сумасшедшего хлама.

И. Иванов "Огни лепрозория"