Смерть, позволь нам быть твоей чумой
© Семейка Адамс
Это было летом 1993-го года. Шёл я через Красную площадь к метро Китай-город. Вот здесь, рядом с Историческим музеем:
прямо
у входа в храм стоял длинный столик-лоток с печатной продукцией: книги,
газеты и т.п. Пробежался я взглядом по названиям изданий, по заголовкам
- сплошная дерьмократическая муть. Услужливый продавец мне:
- Покупай! Всё самое свежее.
Верно говорит бородач. Чего бы почитать в метро? Спрашиваю:
- А есть что-нибудь патриотическое?
Лоточник на минуту задумался, словно впервые разглядывая свой "жёлто-голубой" товар:
- Нет... "Патриотического" (ковычки отчетливо звучали в тоне его ответа) ничего нет.
Я отворачиваюсь от него, начинаю уходить. И тут же слышу радостный окрик:
- Эй, парень, погоди. Вот, специально для тебя, Гитлер есть!
Он не выдержал брезгливый укор в моём тяжёлом взоре. Смутился, стал перекладывать свои книжки с места на место...
А
вот, что я сочинил чуть позже. Точно никто не знал, чем закончится
противостояние Верховного Совета с могучей ельцинской бандой. В
кровавую развязку никто из наших не верил. Но готовились: московский воздух уже слегка отдавал мертвечинкой.
Осень. Скоро День рождения
Осень. Красно-жёлтые взрывы уже впереди.
Осень выдрала сердце из моей груди.
Дождь соберу в ладони, сохраню до весны.
Посмотри мне в глаза, прочитай мои сны.
Отпылала, отпела развратница Лето.
Ты устала гулять, ты вернулась, но не будем об этом.
Заходи, друг Сентябрь, да тащи за собой прихлебателей в дом.
Нынче праздник у нас, я угощаю кровью своей и вином.
Только Осень смотрит сочувственно и чуть свысока.
Брось ты это, дождливая, не жалей меня, дурака.
Коли камень на сердце - так, знать, место пустое не по душе.
Я всё думал: "ещё", а вдруг оказалось "уже".
Ты считай мне года, Осень-кукушка, ну, сколько ещё?
Всё, что было - то было. Только, кажется, было не всё...
Я скрипичным ключом вскрою душу, как дверь, ты закроешь за мной.
Пожелай мне холодного сна до встречи с тобой.
19 СЕНТ 1993
|
