Мутные облака несутся, как угорелые под небом. Как будто куда-то опаздывают. Глупые! Кто и где может ждать вас на этой планете живых существ?

Измученной, издыхающей планете копошащихся, суетящихся живых существ. Облака. Вы — всего лишь дыхание, предпоследний выдох этой планеты. Предсмертный вздох. Хоть бы дождичком окропили бы, что ли, её безвольное тело. Не поплакать — так плюнуть. Теперь уже не велика разница. Тревожно вверху, скучно внизу.

Всё это я вижу сквозь дыру в стене. Ага, это «окно» образовалось когда моё сердце вдруг словно с цепи сорвалось, и со всей дури рванулось из грудной клетки. Как с ума сошедшая птица. Не из золотой, прямо скажем, клетки рванулось. И поделом.

Бедный хромой однокрылый мой Ангел. Переведи стрелки настенных часов на 18:99. Несуществующее время — это, как раз, для нас. Если хочешь избежать чего-то конкретного, но не знаешь, как — избегай вообще всего. Ведь там, где нет Добра, и Злу одному тоскливо.

Наши мечты сгнили, пока мы гонялись за лживой голограммой счастья. Срок годности у них не велик. Бедный, не в шутку потрёпанный Ангел. Долго же ты заботливо и порой самоотверженно хранил меня. Настало время поменяться местами. Теперь моя очередь. Спрятать тебя за пазухой. Ведь не тварь я неблагодарная. Мы с тобой такие же живые существа, как и все на этой планете. Такие же, но, к счастью или к беде, не часть их. И слава Богу! Если только Он в ней, в славе, хоть мизинцем нуждается.

А знаешь, мой Ангел, легко жить без сердца. Грустно и пусто — да, но легко. Хотя бы оно не болит. Или болит, но уже не во мне. Вообще, боль — это, конечно, защитная реакция. Предохранитель, сигнализация. Но, вот, наступило время, мы ломаем свои внутренние схемы, исключаем из цепи предохранители, отключаем сигнализацию. И даже дверь оставляем приоткрытой. Не для того, чтобы какая-то нафантазированная орда ворвалась сюда. Просто хочется наружу выглянуть. Хоть одним глазком. Ветром сморгнув слезу изумления.

И что же ты думаешь? Орда. В тот же миг ворвётся Орда. Живых существ. Тех самых, с этой планеты.