Конец Союза. Мягкое московское лето. Перестройка, гласность, ускорение. Ускорение - чего и зачем, я не совсем понимал. Но хрен с ним, пусть будет. Реактор, пароход и самолёт - как это всё далеко от нас было! Не потому, что мы такие чёрствые, и не потому, что за МКАД-ом - уже совсем другой мир и, как-будто ненастоящий. Конечно, мы не в клетке и не в коконе защитном жили... Просто информация хлынула на нас изо всех щелей печатных и электронных СМИ таким сумасшедшим неудержимым потоком, что все мы просто офигели. И где правда, где ложь - до того ли, бултыхаясь в мутной пене новых веяний, разбираться. Самолёт Руста, кстати, вот он был, на брусчатке Красной площади - подойди и потрогай, если менты не против.
Мы с Виталиком сидели на крыше и размышляли о свободе. Свободе слова, например. Не задумываясь о том, что в исполнении Горбачёва она, кроме беззубого пустозвонства, ничего вам не предоставляет. Скажи тысячу раз "халва" - и засни со сладкой иллюзией во рту. Гласность.
- Теперь, - говорил мне Виталик, - ты наши песни можешь придумывать, не кося под "Машину" или БГ, камуфлируя смысл, а открыто, как "Алиби", например.
- А чё мне камуфлировать? - припомнив, отвечал я. - Мои тексты - это вербальное выражение моих подростковых комплексов, не более. Бытовые какие-то, местечковые взнои (вот это слово, пожалуйста, сами определите, оно у меня непроизвольно, но, вроде бы правильно выскочило) никакой политики, упаси Боже, идеологии.
- Но теперь можно и пора, - невозмутимо отвечал он.
(Вы не поверите, но часто мы говорили такими словами)
Виталик - он очень хороший слухач-гитарист. Ловил мои мелодии прямо изо рта и распинал по струнам. Собственно, "Сказочный Вариант" - это мы с ним и есть плюс сменяющие друг друга наши общие друзья.
Мы, как папуасы, восхищались "смелыми" значками, плакатами и прочей хернёй с бестолкового рынка на площади Киевского вокзала. Демократия, её лицо, её символы в кооперативных ларьках стоили как пачка сигарет примерно.
- Игорёк, из армии мы с тобой вернёмся совсем в другую жизнь. - Верил и уверял меня Виталик.
- Я знаю, - на полном серьёзе отвечал я, словно и вправду знал чего-то. Но верил искренне - это правда.
Нам хотелось перемен. Зачем? Да мне кажется, мы зажрались просто. Не деньгами, квартирами, дачами... Проще и постыднее - мы зажрались БЛАГОПОЛУЧИЕМ. Мы уверовали нагло и не желая отказаться, что:
В нашей стране человек просто не может оказаться вне общества, т.е.
остаться вдруг без работы, без дома, без социального обеспечения, просто выкинутым за обочину гражданства
Мы сидели с Виталиком на крыше. Звезд не было видно за голубой бездонностью потому, что был день. И не так уж близко к ним - пятый этаж всего. Но мы верили в туфту, вероломно политую на нас из лживого ушата. Мы готовы были перекрыть своими телами (будь они чуть-чуть длиннее) Калининский проспект. И с мелодичным упоением поколотить шахтёрскими касками по камням Горбатого моста, что у Белого дома.
Прошло двадцать лет. Мы с Виталиком иногда, хоть и редко встречаемся. Пьём чего-нибудь, поём что-то (одно из другого не обязательно вытекает). Но мне кажется, что никаких звёзд и нет вовсе.
P.S. Навеяло, не знаю, почему, может, первыми кадрами этого фильма:
Бездельники
|
