И я был солдатом. Правда, почему-то, вопреки реальной ВУС (военно-учётной специальности), во сне я служил не в авиации, а в пехоте. Да, собственно, как служил? Был в форме, но без оружия, и точно знаю, что в пехоте. Впрочем, по ситуации, индивидуальное стрелковое оружие и на фиг не нужно было. Мы, несколько бойцов, взвод - не более, были рассредоточены среди суматошной толпы гражданских, мирных соотечественников, бестолково, по-броуновски, носящихся как бы сразу по всей Москве, которая неотвратимо превращалась в развалины. А кругом - взрывы, взрывы. Что мы, солдаты, делали? Подбирали погибших и раненых. Доставляли их в специальный бункер, госпиталь-морг. Военные санитары, бля.

Главные события происходили в воздухе. В небе то здесь, то там, прямо из ниоткуда появлялись натовские самолёты, тяжёлые, ленивые, похожие на шаттлы, бело-сине-красные гигантские жуки; к ним тут же устремлялись советские шустрые МИГи. Шаттлы-жуки раздражённо огрызались на них смертельными огненными плевками и прицельно прореживали город под собой ракетами с тактическими боеголовками. Ракеты те - сверхмалой мощности. Одна ракета - один дом. Лишь взрывы их внешне заявляли о ядерности: небольшие чёрно-красные грибы с расползающимися недалеко от эпицентра кругами ударных волн.
"Вспышка слева!" пауза "Вспышка справа!" передышка

Время от времени на землю валились и подбитые-убитые самолёты ВВС и той, и другой стороны. Примерно поровну. И трупов в общей сложности, и с воздуха, и с земли, преимущественно, конечно, с земли, искореженных, поломанных, порванных, обгоревших было много. Но эти хоть молчали. С ранеными было тяжелей: вопили и очень не хотели расставаться с частями своих тел.

Пахло строительной пылью, весной и гарью. Сослуживца моего зацепило осколком разлетевшегося Храма. Не слабо так зацепило: чуть полбашки не снесло. И вот, он лежал, вся рожа в крови, на колючих кирпичах и уцелевшим своим глазом пялился в безоблачное синее-синее небо, где наши и не наши самолёты виртуозно исполняли танец смерти. Я, как мог, перевязал пострадавшего.

- Пойдём, отведу тебя в бункер, - предложил я. "Отведу" - это корпоративная вежливость, на самом деле этого подранка можно было только тащить: плох он был, ох, плох.

- Ты Бурю в пустыне помнишь? - ответил он. - Там у натовцев форменные ботинки жёлтые были, прикольные... Всегда хотел такие. Я тут сбитых лётчиков их видел - тоже в ботинках. Жёлтых.

"Э-э, брат" - подумал я - "Тебе, видать, не только глаз, ещё и мозг поцарапало". Но вслух сказал:

- Я тоже видел. Ну и что?
- Недалеко тут шаттл грохнулся, не горел почти, развалился просто. Вот там есть двое, не слишком изуродованные… достань, а?
- Неудачная шутка.
- Не, я серьёзно, - он попытался улыбнуться. - Можешь считать это последней просьбой умирающего.
- Слышь, ты, умирающий, хватит туфту пороть. Идём, пока нас тут не накрыло.
- Да правда, принеси! Тебе жалко что ли?

Ну и как ему объяснить абсурдность его просьбы? Если он и сам-то, насколько я его знаю, был ходячий, теперь, вот - лежачий абсурд. Попробую соврать во благо:

- Ладно, но сначала давай в госпиталь.
- Ни фига! - вдруг разозлился он. - Без ботинок я - ни-ку-да! Лучше уж добей меня здесь.

"Дурак какой-то" - я не на шутку испугался:

- На хрена тебе чужие ботинки? Тебе врач нужен, а так ты и в своих сдохнешь.
- Сдохну, - согласился он. - А тебе такую малость... трудно?

Из его единственного глаза выкатилась крупная, как у ребёнка, слеза, прочертила по грязной щеке неровную дорожку. Я вытащил из кармана мятую пачку "21 век", закурил. Вверху, прямо над нами, кружилась ожесточённая схватка: два "шаттла", три МИГа. Наблюдая за ними, я, всё таки, согласился:

- Глупо всё это, конечно. Ботинки какие-то. Но я тебя понимаю. Приспичит фигня какая-нибудь, у меня тоже бывает. Вроде, казалось бы, ерунда ненужная, а, всё равно, хочу, просто не могу, как. Проявишь силу воли, сам себе откажешь, а потом чувствуешь себя собою же изнасилованным. Обделённым кроме тебя никому не интересной мелочью. Тем более обидно: никому даром не надо, а тебе - надо, но нельзя. Ведь от слабости твоей никакого вреда не будет. Какой вред? - условности всё. Схожу. Ты держись здесь, под ракеты не лезь, я быстро. Стану ради тебя мародером, слышишь?

Он уже не слышал. Умер.

Нашёл я и принёс ему эти чёртовы ботинки. Лучше уж поздно, чем никогда.

P.S. Что-то теперь мне это напоминает михалковское «покажи мне сиськи», только написал я это намного раньше.